Форум » Литература » Африканская авантюра вольного казака » Ответить
Африканская авантюра вольного казака
plastun: img]http://img41.imageshack.us/img41/1015/plastun.jpg[/img] Луночкин Андрей Валентинович «Атаман вольных казаков» Николай Ашинов и его деятельность Аннотация издательства: Настоящая монография представляет собой полномасштабное исследование деятельности известного русского авантюриста Н. И. Ашинова, выдававшего себя за «атамана вольных казаков». Биография самозванца, воссозданная на основе широкого круга источников, и его основные авантюры (попытки создания Черноморского казачьего войска и русской колонии в Африке) рассматриваются в тесной связи с вопросами международных отношений, внешней политики царизма и деятельности экспансионистски настроенных правительственных деятелей России 80-х — начала 90-х гг. XIX века. Содержание Введение Глава 1. Мещанин из Царицына Глава 2. Черноморское казачье войско Глава 3. «Казаки» в Африке Глава 4. Апогей хлестаковщины Глава 5. «Станица Новая Москва» Глава 6. Земля обетованная Глава 7. Кровь в Сагалло Глава 8. В опале Заключение Примечания
Ответов - 13
plastun: Введение История России знает немало выдающихся авантюристовсамозванцев. Одни претендовали на царский трон, как Лжедмитрии в Смутное время и Емельян Пугачев, другие уютно устраивались в тени престола и влияли на державную политику, как Григорий Распутин, третьи — мельче масштабом и больше числом — просто наживались на неповоротливости громоздкого бюрократического аппарата страны. В ряду этих не совсем порядочных, но ярких фигур видное место принадлежит Николаю Ивановичу Ашинову, выдававшему себя за «атамана вольных казаков». Всю вторую половину 1880-х гг. он успешно мистифицировал московский и петербургский высший свет, одурачив многих крупных общественных и государственных деятелей. Венцом деятельности Ашинова стала высадка возглавлявшегося им вооруженного отряда на Африканском Роге и попытка присоединения этой территории к России. Эта авантюра на некоторое время заняла первые полосы ведущих мировых газет и едва не привела к российско-французскому дипломатическому скандалу. Ашиновская история не осталась без внимания исследователей. Уже в 1936 г. появилась статья Д. Чевычелова под характерным для того времени названием «Африканская авантюра царизма», специально посвященная скандальной экспедиции. Автор подробно осветил подготовку и осуществление этого проекта, привлек многие документы из архивных фондов канцелярии Синода, Министерства юстиции и Морского министерства. Однако историка интересовала прежде всего не личность Ашинова, а те силы, которые стояли за ним. Посчитав авантюриста простой пешкой в руках царедворцев, он сосредоточил внимание на обличении захватнической политики самодержавия, колониалистских устремлениях Александра III и его приближенных{1}. Краткие упоминания об экспедиции «вольных казаков» в Африку содержатся в большинстве научных и популярных книг, посвященных историческим связям России и Советского Союза с «Черным континентом». Наиболее полно эти события были освещены английским историком Ч. Есманом в его монографии, изданной в Лондоне в 1958 г. Несмотря на ряд фактических неточностей, эта книга не потеряла своего научного значения и по сей день: автор привлек документы недоступных для [5] отечественных историков архивов внешнеполитических ведомств Франции и Италии, первым обратил внимание на сложность интриги вокруг Ашинова. По его мнению, в российском правительстве шла напряженная борьба за и против втягивания страны в колониальные авантюры. «Атаман» же не был лишь марионеткой, он пытался вести собственную партию в этой игре{2}. В советской исторической науке единственная небольшая монография об эфиопской «миссии» Ашинова, написанная в Институте Африки АН СССР, появилась только в 1987 г.{3} Ее автор А. В. Хренков, опираясь на архивы министерств иностранных и внутренних дел, подтвердил тезис Ч. Есмана о том, что в русских правящих кругах не было единства по отношению к идее экспансии в Африке. Поддерживая Ашинова, Александр III имел в виду приобретение не новых земель вообще, а лишь незамерзающего порта — опорного пункта в возможной войне с Англией. Более того, император отказал в поддержке экспедиции еще до ее начала, и она в значительной мере была предпринята «атаманом» на свой страх и риск. К сожалению, и А. В. Хренкова интересовал главным образом эфиопский период жизни Н. Ашинова. Излагая предшествовавшие события, он полностью доверился всему, что рассказывал о себе сам «вольный казак». Между тем в ашиновских повествованиях о своей кавказской жизни содержится много несообразностей, позволяющих усомниться в правдивости «атамана». Авантюрист оставил о себе немало свидетельств. Сведения о его похождениях содержатся в многочисленных газетных статьях и корреспонденциях. Тон этих заметок самый различный — от восторга до полного неприятия; разной была и степень осведомленности авторов. Одним из ценных источников по петербургскому периоду жизни Ашинова являются резкие памфлеты писателя Н. С. Лескова, считавшего «вольного казака» самозванцем. Много интересных деталей содержат воспоминания известного инженера В. А. Панаева, близко сошедшегося с Ашиновым, дневник В. Н. Ламздорфа, бывшего тогда директором канцелярии Министерства иностранных дел. Любопытные подробности закулисных интриг вокруг «атамана» можно найти в опубликованной переписке обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева и Александра III. Письма самого «атамана» различным общественным и государственным деятелям, его прошения и [6] ходатайства отложились в их фондах практически во всех крупнейших архивных хранилищах Москвы и Петербурга — отделах рукописей Российской национальной библиотеки, Института русской литературы, Российской государственной библиотеки, Российском государственном архиве литературы и искусства. Материалы по организации экспедиции в Африку находятся в фонде канцелярии Синода (Российский государственный исторический архив), фонде Военного министерства (Российский государственный военно-исторический архив), в различных фондах Архива внешней политики России. Наконец, документы следствия над ашиновцами отложились в фонде Департамента полиции (Государственный архив Российской Федерации). Эти источники позволяют достаточно подробно восстановить похождения Ашинова в период до 1880 г., а также с 1883 г. по 1894 г. О деятельности авантюриста с 1880 г. по 1883 г. известно только с его слов, данных же позже 1894 г. нам пока найти не удалось. В этой части возможны только предположения. Настоящая работа, таким образом, впервые ставит задачу подробного изучения жизни и деятельности одного из самых крупных русских авантюристов последней четверти XIX века, предварительно освободив их, насколько возможно, от мистификаций и легенд. Автор выражает искреннюю благодарность работникам вышеназванных архивов и библиотек за помощь в работе над источниками. Он признателен за ценные советы и указания научным сотрудникам С.-Петербургского института российской истории РАН: чл.-кор. РАН Р. Ш. Ганелину, д.и.н. А. Н. Цамутали и В. Г. Чернухе, к.и.н. И. В. Лукоянову и А. И. Рупасову. Особенно автор благодарит псковского историка, к.и.н. А. А. Михайлова, с совместной журнальной статьи с которым и началась работа над этой книгой. [7]
plastun: Глава 1. Мещанин из Царицына В один из январских дней 1889 г. на пустынном гористом берегу Таджурского залива (ныне территория Республики Джибути) происходило нечто из ряда вон выходящее. Старую полуразрушенную крепость Сагалло заняли полтораста вооруженных русских людей в самой разнообразной одежде — от кавказских черкесок до гимназических мундиров. Перед входом в крепость была совершена православная литургия, после благодарственной молитвы Всевышнему стены крепости были окроплены святой водой. Предводитель отряда, коренастый бородач в кавказском костюме, объявил своим подчиненным, что отныне земля на 50 верст по берегу моря и на 100 верст вглубь материка от этого места навеки будет русской, православной. Под дружное «ура» над развалинами взвился бело-сине-красный российский флаг с нашитым желтым миссионерским крестом. Так или почти так, по уверению участников этого события, выглядела беспримерная по своей дерзости попытка русских авантюристов обосноваться на берегу Индийского океана, вошедшая в историю международных отношений как «инцидент в Сагалло»{4}. Командовал этой экспедицией Николай Иванович Ашинов, еще ранее ставший известным всей России как атаман загадочных «вольных казаков», будто бы обитавших в горах Малой Азии. Личность этого авантюриста, по свидетельствам современников, предельно противоречива буквально во всем, начиная от внешнего вида и происхождения. Один из поклонников Ашинова — французский финансист Ж.-Р. де Константен оставил почти поэтическое описание его внешности: «Выражение его лица было кротким вопреки светлой бороде, которая, соединяясь с волосами того же цвета, делала нимб у его лица и походила на львиную гриву. Его глаза были голубыми, а руки деликатными и женственными»{5}. С другой стороны, отзыв недруга Ашинова писателя Н. С. Лескова выглядит откровенно уничижительно: «Коренастый, вихрастый, рыжий, с бегающими глазами»{6}. Один из петербургских покровителей «атамана» В. А. Панаев закончил свои воспоминания настоящим панегириком Ашинову: «Ашинов, вообще, был редкий тип, необычайной энергии и смелости. Он обладал благородными инстинктами, широким и [8] тонким политическим умом; при грубоватой, по-видимому, манере, у него крылось деликатное сердце. Имея немало врагов и завистников, можно было любоваться остротой и быстротой находчивости ответов, когда он встречался с ними в обществе. Коротко говоря, это была цельная, могучая натура, возмущавшаяся до глубины души всем неблагородным и подленьким, и сверх всего, несмотря на отсутствие образования, имел стремление и вкус ко всему изящному»{7}. Этой высокой оценке явно противоречит определение, данное Ашинову автором одной из столичных газет: «Герой крупного и непечатного красноречия, сыпавшегося словно из мешка по адресу всех лиц, которые нраву его несколько препятствовали»{8}. Одной из первых загадок Ашинова является его происхождение. Любитель всяческих мистификаций, он окутал плотной завесой тайны и свое прошлое. Он обычно говорил со слушателями нарочито туманно, уходя от конкретных деталей своего прошлого. Разной аудитории «атаман» сообщал различные версии своего происхождения. Русским журналистам он назывался выходцем из терских казаков, с отроческих лет ушедшим «гулять» за границу. Некоторым не слишком осведомленным зарубежным собеседникам он рекомендовался напротив, прирожденным «вольным казаком». В официальных документах Министерства внутренних дел также царит удивительный разнобой. Ашинов фигурировал в них в одно и то же время и как саратовский, и как пензенский купеческий сын, и как царицынский мещанин, и как уроженец Терской области. Стремясь объяснить противоречивость казенных бумаг, историк А. В. Хренков пришел к выводу, что будущий атаман «казачьей вольницы» родился в Терской области в семье саратовского купца, переселившегося на юг России{9}. Это заключение в целом не слишком отличается от версии исконно казачьего происхождения, выдвинутой самим авантюристом. Однако в нашем распоряжении имеются другие данные. Еще 26 января 1886 г., в самый разгар шумихи вокруг Ашинова, царицынская газета «Волжско-донской листок» поместила статью с изложением подлинной биографии «атамана». Материал этот принадлежал бывшему городскому голове И. В. Мельникову, уязвленному недостоверными сообщениями столичной прессы. Описываемые там события происходили всего пять-семь [9] лет назад, жители Царицына хорошо помнили Ашинова и вполне могли поправить автора в случае каких-либо неточностей. Но никаких опровержений или дополнений в газете так и не последовало. Через три года, 15 и 19 февраля 1889 г., Мельников выступил с двумя статьями об Ашинове аналогичного содержания в столичном органе «Новости и биржевая газета». Опровержений также не появилось. Очевидно, к версии Мельникова можно относиться с доверием. Итак, по рассказу бывшего царицынского городского головы, отец Ашинова был некогда крепостным крестьянином у пензенского помещика Никифорова. Иван Ашинов находился на хорошем счету у хозяина и был им назначен управляющим имением. Причиной такого доверия стала сердечная привязанность помещика к дочери своего крепостного. Влюбленный Никифоров в конце концов женился на ней, а тестю дал вольную и подарил 900 десятин земли в Царицынском уезде. Имение это, расположенное на берегу Волги в 12 верстах выше города, царицынский городской голова называл Никифоровкой. Правда, деревни с таким названием не значится ни в одном списке населенных мест Царицынского уезда. Скорее всего, имение не имело усадьбы и название являлось условным — по фамилии предыдущего владельца. Об этом говорит и то, что Ашиновы жили в Царицыне, а не в своем имении. В городе Иван Ашинов появился в середине 1850-х гг., здесь в 1856 г. у него и родился сын Николай{10}. Будущий «атаман вольных казаков» окончил царицынское уездное училище и поступил в саратовскую гимназию. Однако окончить ее Ашинову не удалось. Он был исключен оттуда за неуспехи в учебе и дурное поведение. Злые языки утверждали, что Николай сколотил там из местных лоботрясов шайку и терроризировал младшеклассников, отнимая у них деньги и завтраки. Вернувшись в Царицын и повзрослев, Ашинов зарабатывал на жизнь мелким извозом на верблюдах. Позже он занялся частной «адвокатурой»: в купеческой среде даже его образования было достаточно, чтобы составлять для торговцев различные бумаги и представлять их интересы в имущественных спорах. Между тем отец хозяйствовал крайне неудачно и постепенно разорился. В конце концов он дошел до того, что зарабатывал на жизнь починкой часов{11}. Ставший во главе имения сын действовал не лучше. [10] В конце 1870-х гг. имение было продано за долги, и у Ашиновых остался в собственности только небольшой остров на Волге напротив Никифоровки. Именно этот островок и прославил молодого Ашинова первый раз, пока только в масштабе уезда. Дело было в том, что царицынские граждане издавна привыкли пользоваться этим островом, как своим. Здесь ловили рыбу, отдыхали, косили сено, собирали хворост и заготавливали дрова на зиму. Пока у Ашиновых было имение, они не обращали на это внимания. Но когда из всей недвижимости у Николая остался лишь один этот клочок суши, он решил положить конец расхищению своей собственности. Горожане тем не менее по привычке продолжали делать на острове, что хотели. Когда Ашинов попытался призвать городскую управу к ответу, неожиданно оказалось, что царицынские власти тоже считали остров своим владением. Началась долгая судебная тяжба. Жители города тем временем продолжали пользоваться островом как ни в чем не бывало. И тут молодой Ашинов решился утвердить свои права на остров силой. Он нанял для его охраны десятка два дагестанских горцев, отбывавших в Царицыне ссылку за участие в восстании во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Ашинов запретил всем посторонним приставать к острову и даже ловить около него рыбу. Джигиты ревностно выполняли свою службу, не останавливаясь перед кулачной расправой с нарушителями. Даже представитель городской управы, прибывший на остров, чтобы урезонить распоясавшихся молодчиков, получил там такой прием, что еле-еле убрался восвояси, полумертвый от страха. Напуганные страшными рассказами о свирепых кавказцах, царицынские обыватели теперь старались держаться подальше от ашиновского острова и его воинственной охраны. Особенно мрачное впечатление на проплывавших мимо горожан остров производил ночью, когда там горели костры охранников и оттуда доносились их протяжные гортанные песни. Остров производил впечатление настоящего разбойничьего гнезда{12}. Но самоуправство так и сошло Ашинову с рук. Он одержал первую победу в своей жизни, убедившись, что наглость и бесцеремонность могут являться важнейшими составляющими успеха. Очевидно, именно в общении с сосланными в Царицын горцами нужно искать причины будущего влечения Ашинова к [11] Кавказу. Николай и раньше не очень-то был склонен к оседлой жизни. Его честолюбивому характеру давно уже было тесно в захолустном Царицыне. Воинственный вид дагестанцев так контрастировал с размеренной жизнью купеческого города, их красочные рассказы о привольной полуразбойной жизни на Кавказе, о былых подвигах и настоящих мужчинах были так увлекательны, что молодой Ашинов буквально влюбился в этот край. Надо отметить, что Николай, возможно, бывал на Кавказе раньше. Во всяком случае, он впоследствии упоминал своего дядю по матери, терского казака Федюшкина, якобы в малолетстве взявшего его с собой к «вольным казакам»{13}. Если у Ашиновых действительно имелись родственники на Тереке, он уже хорошо представлял себе кавказскую жизнь и очень скоро пришел к убеждению, что именно на неспокойном еще Кавказе он сможет добиться и славы, и богатства. В 1880 г. судебная тяжба вокруг острова закончилась в пользу Ашинова. Но эта собственность, как и родной город в целом, его уже не интересовала. Он тут же заложил свою недвижимость за 8 тысяч рублей и уехал из Царицына в неизвестном направлении. В городе говорили, что он отправился в Закавказье, в недавно присоединенную к России Карскую область, чтобы заняться там разведением табака{14}. Дальнейшая судьба злополучного острова неизвестна. Скорее всего, исчезнувший из города Ашинов не сумел его выкупить и он перешел к кредитору. Но память о задиристом молодом человеке и «подвигах» его хулиганствовавших джигитов жители Царицына хранили долго. Еще в 1890-х гг. на волжских речных лоциях обозначался «Ашиновский» водомерный пост между началом Ахтубы и Царицыном{15}. Очевидно, он располагался как раз напротив пресловутого острова. [12]
plastun: Глава 2. Черноморское казачье войско Подвиги Н. Ашинова в Царицыне были только началом его скандальной известности. Следующие три года его жизни никак не освещены источниками. Мы знаем об этом периоде только со слов самого авантюриста, доверять которым полностью нельзя. Мы не знаем, где провел Николай эти годы, чем он занимался. Достоверно известно лишь, что осенью 1883 г. он появился в Петербурге. Ашинов ходил по редакциям столичных газет, всевозможным куль-турне-просветительным и благотворительным обществам и рассказывал невероятные вещи, от которых даже у поднаторевших на создании сенсаций репортеров вытягивались лица. Изумленные слушатели узнавали, что легендарная казачья вольница, три столетия назад гулявшая по просторам Юга России, не исчезла вместе с Ермаком Тимофеевичем и Степаном Разиным. Любители вольной жизни просто перекочевали из российских пределов в соседние азиатские государства. По словам Ашинова, в диких горных районах Анатолии, Курдистана, Турецкой Армении, в камышовых зарослях персидского побережья Каспийского моря жило огромное количество русских «вольных казаков». Они продолжали вести образ жизни своих знаменитых предшественников — не сеяли хлеб и не разводили огородов, а охотились, ловили рыбу, нанимались охранять купеческие караваны. Случалось, с улыбкой намекал Ашинов, вместо охраны они и грабили своих подопечных. Новоявленные казаки якобы не подчинялись правительствам стран, где жили, находясь в постоянной вражде с «басурманами». Несмотря на жизнь на чужбине, «вольные люди», утверждал он, хранили трогательную верность русским обычаям, православной вере и русскому царю и прямо-таки жаждали при каждом удобном случае послужить матушке-России. Как уверял Ашинов, «казаки» уже помогали родине во время многочисленных русско-турецких и русско-персидских войн, действуя в тылу врага в качестве партизан{16}. Внешность рассказчика, казалось, служила живым подтверждением его слов. Ашинов был одет по-кавказски, в бешмет и черкеску, на поясе висел кинжал. Невысокий, коренастый, с рыжеватой окладистой бородой, он истово крестился по-старообрядчески при виде каждой встречной церкви, говорил [13] немного нараспев, подчеркнуто «народным» языком. «Вольный казак» обращался ко всем только на «ты», пересыпал свою речь словами «знамо», «хошь», коверкал иностранные слова, писал невообразимыми каракулями и читал по слогам. Словом, перед собеседниками находился настоящий современник Ермака Тимофеевича и Степана Разина, чудом сохранившийся на протяжении трех столетий. Конкретных подробностей, однако, слушатели узнавали немного. На все расспросы Ашинов хмурился и отвечал, что не уполномочен разглашать детали из жизни казаков. Он всего лишь выборный атаман «гулевой сотни», посланный своими друзьями для переговоров с русским правительством. Наиболее терпеливые из собеседников смогли вытянуть из посланца «вольницы» лишь некоторые детали. Например, что «казаки», проживая среди мусульман, обыкновенно брали их имена. Этим он объяснял полное неведение русских дипломатов и путешественников о своих земляках в Малой Азии. «Слышали, в газетах пишут про разбойника Обейдуллу, орудующего у курдов? — спрашивал Ашинов у сомневавшихся. — Так это из наших, его зовут Иван Васильевич Калинин»{17}. Впрочем, и русские имена у «казаков» были, по его словам, ненастоящие. «Вольные люди» брали себе имена, какие значились в краденых или фальшивых документах, достававшихся им самыми разными путями. Фамилия Ашинов, уверял Николай, также взята из чужого паспорта, поэтому себя он предпочитал именовать только Николаем Ивановичем. Самый же главный, «набольший», атаман у «вольных казаков», пославший Ашинова в Россию, звался просто Мишкой Двулобым. Есть у «казаков» и поп, замечал рассказчик, только вот жаль, «хмельным зашибается»{18}. С какой же целью прибыл представитель вольницы в Петербург? Ашинов отвечал просто: «казакам» надоело скитаться по чужбине и умирать неизвестно за что, в безвестности. Считая себя верноподданными русского царя, они решились просить у него прощения за старые грехи и разрешения вернуться на родину. Но вернуться не просто доживать свой век кто где, а так, чтобы иметь возможность послужить императору и «пролить кровь по его манию». «Вольные люди», заявлял Ашинов, хотели переселиться на Черноморское побережье Кавказа с тем, чтобы из них было составлено особое казачье войско с внутренней [14] автономией и привилегиями перед местными жителями. Новое Черноморское войско должно было существовать на тех же правах, что и старинные — Донское, Терское, Уральское и прочие. Казачья колонизация, с жаром уверял Николай Иванович своих собеседников, поможет решить две задачи: во-первых, заселить этот пустующий край, освоить его в хозяйственном отношении, а во-вторых, обеспечить надежную безопасность южных рубежей России{19}. Предложения «казака» были не столь уж и фантастически-ми. Черноморское побережье Кавказа от Новороссийска до Сухума действительно представляло собой в 1880-х гг. почти безлюдную местность. Потерпев поражение в Кавказской войне и не желая подчиняться ненавистным русским, многие горские племена Западного Кавказа в середине 1860-х гг. полностью переселились в Турцию. Русская колонизация шла очень медленно, крестьяне предпочитали селиться в регионах с привычным рельефом и климатом. Горы были для них чужими. В результате побережье оказалось абсолютно беззащитным во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Турецкие десанты беспрепятственно высаживались под Новороссийском, в районе Геленджика, Сочи. Особенно крупные бои развернулись в Сухумском округе. Русское правительство прекрасно понимало важность заселения Черноморского побережья и в экономическом, и в стратегическом аспекте и было заинтересовано в скорейшем освоении края. Насколько рассказы «вольного казака» соответствовали истине? Исследователи, занимавшиеся ашиновской историей, восприняли его откровения с полным доверием. Даже А. В. Хренков, справедливо упоминавший о склонности авантюриста к мистификациям, поверил ему. «Так называемое «вольное казачество», — утверждал историк, — было весьма аморфным и слабоорганизованным обществом, в котором преобладали выходцы из России, переселившиеся в разное время и по разным причинам в Турцию. Среди них были собственно казаки, звавшиеся некрасовцами, черкесы, курды»{20}. Однако нам неизвестны факты о наличии сколько-нибудь значительного числа русских «гулящих людей» в Малой Азии. Казаки-некрасовцы, потомки ушедших в Турцию участников восстания К. Булавина, уже второй век были вполне лояльными подданными Османской империи и исправно участвовали во всех войнах с Россией. [15] Относить их к «вольным казакам», якобы трогательно хранившим верность царю-батюшке, нельзя. Еще менее оснований считать таковыми черкесов-мусульман, переселившихся в Турцию именно из-за экспансии России на Кавказе и потому искренне ненавидевших все русское. Единственное, что могло быть реальным в те годы, — это участие отдельных выходцев из России, давно утративших всякую связь с родиной, в контрабандных операциях или же просто в разбойничьих шайках. Понятно, что подобные элементы никак не подходят под лубочную картинку, нарисованную Ашиновым.
plastun: Не все просто и с самим «атаманом гулевой сотни». Себя он представлял прирожденным «вольным казаком». Мы уже знаем, что это было неправдой. Позже, когда царицынское происхождение Ашинова вскрылось, он признал это, но стал говорить, что в возрасте 12 лет его забрал из Царицына родной дядя, терский казак. С ним-то Николай якобы и попал к «вольным казакам» на реку Атрек, что впадает в Каспийское море между туркменскими племенами и иранским Хорасаном{21}. Это тоже не соответствовало действительности: как сообщал царицынский городской голова, Ашинов уехал из города примерно в 1880 г., когда ему было уже за двадцать. Но даже если предположить, что И. В. Мельникову изменила память, в рассказах Ашинова о его похождениях на Кавказе содержится слишком много противоречий, чтобы быть правдой. «Вольный казак» рассказывал, что был избран атаманом «гулевой сотни» в турецком городе Измире{22}. Но Измир находится в густонаселенной западной части страны, на берегу Эгейского моря. Разбойникам-казакам в этой издавна обжитой местности с невысокими горами просто негде было бы даже спрятаться, не говоря уже о проведении дерзких операций против турок. В разное время и разным людям «атаман» поведал весьма отличавшиеся истории о своем участии в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. В одном случае он со своими молодцами якобы спас целый отряд русских войск под Новороссийском, когда там высадился турецкий десант{23}. В другом — помогал русским при осаде ими турецкой крепости Карс, был даже взят турками в плен, но бежал{24}. Как «вольные казаки» преодолевали многие сотни верст по театру военных действий, чтобы оказаться на противоположных концах Кавказского фронта, осталось тайной [16] самого Ашинова. Наконец, хлопоча об отведении земли для поселения своих «казаков» на Черном море, Николай Иванович признался как-то, что он еще перед войной ездил с этой целью в Тифлис и Батум, но ничего не добился{25}. Батум же вошел в состав России только после Берлинского конгресса 1878 г., и до войны, разумеется, никакой русской администрации там быть не могло. Н. Ашинов, безусловно, был знаком с Кавказом. Только вот с какой его частью? Во всех его экспедициях неизменно участвовало несколько осетин и представителей других народов Северного Кавказа. А вот из Закавказья, что было бы логичнее, если допустить многолетнее пребывание там «атамана», не было никого. Вполне возможно, что три года, с 1880 г. по 1883 г., будущий «вольный казак» провел именно на северной стороне Кавказского хребта, в Терской области. Чем он там занимался — сказать трудно. Зная его пристрастие к рискованным операциям, мы можем предположить участие Ашинова в контрабандной торговле на Каспийском море или в какой-либо иной, не слишком законопослушной деятельности. Понятно, почему об этом впоследствии Николай предпочитал не вспоминать. Ашинов прожил в Петербурге почти три месяца, обивая разные пороги. Но его мало кто воспринимал всерьез. Ему удалось добиться приема лишь у начальника Главного штаба генерала Н. Н. Обручева и министра государственных имуществ М. Н. Островского, ведавшего казенными землями. Но ничего из этого не вышло. Идея создания Черноморского казачьего войска не встретила у них поддержки{26}. У сановников были разные при-чины для прохладного отношения к просителю. Создание нового казачьего войска требовало громадных затрат, а скорой отдачи ожидать не приходилось. Продажа же казенных земель в частные руки могла принести хорошую прибыль государству. Генерал же Обручев, слывший одним из самых компетентных русских военных, смотрел на дело и с чисто военной точки зрения. Ему было прекрасно известно, что казачьи формирования, пережиток средневековой системы комплектования армии, постепенно отживали свое. Если до отмены крепостного права владение землей за службу было действительной привилегией казачества, то наделение землей крестьян лишило казаков этого преимущества. Обязанность служить за свой счет ложилась на казачье хозяйство тяжким [17] бременем, и все больше и больше семей его не выдерживали. В скором будущем речь могла пойти о реформировании уже существовавших казачьих войск, а не о создании нового. Вскоре, однако, почти отчаявшийся было «атаман» встретил первого высокого покровителя. На заседании Общества промышленности и торговли он познакомился с известным инженером В. А. Панаевым, имевшим обширные связи в высших слоях столичного общества. Панаев чрезвычайно заинтересовался колоритной личностью «вольного казака». Он поверил всем рассказам Ашинова. И главное — всерьез загорелся идеей казачьей колонизации Черноморского побережья. Инженер написал рекомендательное письмо о проекте Н. Ашинова своему знакомому, командующему Главной императорской квартирой генералу О. Б. Рихтеру. Это учреждение состояло при царе для организации его передвижений по стране, а также для охраны венценосной особы. Панаев писал об Ашинове: «Я подметил в нем необыкновенную удаль, замечательный здравый смысл, ясный взгляд на вещи, настойчивость в достижении цели и безотчетное желание искать борьбы с препятствиями, в чем, кажется, и заключается цель и условия жизни подобных людей. Словом сказать, мне показалось, что он заключает в себе все данные, необходимые для колонизаторства»{27}. Панаев просил Рихтера подготовить по проекту Ашинова всеподданнейший доклад императору. Однако старый служака не захотел нарушать общепринятый порядок. Он сообщил Панаеву, что подготовка всеподданнейших докладов по данному вопросу входит в компетенцию военного министра, к которому и надлежит обратиться{28}. Помня о более чем прохладном приеме, оказанном ему генералом Обручевым, Ашинов решил пока воздержаться от контактов с военным ведомством. Вскоре появился другой вариант. В Петербург приехал еще один знакомый В. А. Панаева — главноуправляющий гражданской частью на Кавказе и командующий войсками Кавказского военного округа князь А. М. Дондуков-Корсаков. В январе 1884 г. инженер устроил Ашинову аудиенцию у сановника. К этой встрече «атаман» подготовился серьезно: он преподнес князю письменный проект образования Черноморского казачьего войска, начинавшийся с длинной преамбулы о «вольных казаках» и их страстном желании послужить России. [18] В этой записке подробно оговаривались все условия организации жизни будущих казаков-черноморцев. Ашинов ходатайствовал о выделении каждому казаку в вечное владение по 30 десятин пахотной земли и по 5 десятин пастбищ. Не забыл «атаман» и про общественные нужды: каждой станице по его проекту полагалось 100 десятин земли, доходы с которой должны были идти на содержание церкви и школы. Для обустройства на новом месте казна должна была предоставить казаку безвозвратную ссуду в 100 рублей и беспроцентный кредит в 200 рублей на 10 лет. В целях предотвращения появления в среде казаков расслоения на богатых и бедных все излишки должны были принадлежать станичным обществам в целом, «а не раздельно и отнюдь не эксплуататорам». Торговля спиртными напитками по замыслу Ашинова на территории войска запрещалась безусловно. Апофеозом записки стал детально разработанный проект формы одежды Черноморского казачьего войска. Казак должен был выглядеть очень живописно: «Черкеска белого туземного сукна с девятью на каждой стороне хозырями, голубой бешмет под черкеску, тесьма серебряная, перекинутая под хозырями в правом кармане, темно-синие шаровары, опущенные в большие сапоги, белая папаха с голубым верхом, и вооружение — напереди кинжал, через плечо черкесская шашка, а также шестиствольный револьвер с ружьем системы Бердан». На зимнее время казаку полагались черная бурка и башлык{29}.
plastun: А. М. Дондуков-Корсаков был опытным военным и администратором. Он успел побывать киевским и харьковским генерал-губернатором, во время Русско-турецкой войны командовал корпусом, а в 1878 г. был назначен российским комиссаром и командующим оккупационными войсками в Болгарии. Именно он ввел в действие болгарскую конституцию и организовал гражданское управление в этой освобожденной от турок стране. Он сразу понял, что никаких «вольных казаков» не существует, а перед ним находится человек с сомнительным прошлым. Однако рекомендация В. А. Панаева не позволила генералу просто прогнать незадачливого просителя. Дондуков-Корсаков любезно объяснил Ашинову, что образование казачьего войска на Черноморском побережье немыслимо прежде всего по недостатку там пахотных земель. Но «вольные казаки» могут, если пожелают, приехать туда на общих основаниях, как обычные [19] переселенцы, не рассчитывая на казенное пособие. Разумеется, добавил князь, это приглашение касается только людей благонадежных, а не каких-нибудь беспаспортных бродяг. Генерал был настолько предупредителен, что сделал запрос кутаисскому военному губернатору генерал-майору Смекалову. Тот уведомил, что в Сухумском округе есть свободные к поселению места: в районе Нижней Цебельды может быть размещено до двух тысяч человек. Ашинову даже было выдано письмо к сухумским властям, где тем предлагалось оказать содействие в обустройстве переселенцев{30}. Человеку без амбиций этого показалось бы достаточно, чтобы заняться наконец конкретной работой по переселению. Но Ашинову было мало разрешения, выданного ему наравне с другими. Надо думать, в мечтах Николай Иванович уже видел себя ни много ни мало атаманом всего основанного им Черноморского казачьего войска. Расставаться с этими мечтами он не собирался. Потерпев неудачу в чиновном мире, Ашинов решил обратиться к русской общественности. Он отправился в Москву. Древняя русская столица всегда считалась оплотом патриотических настроений. Москвичи недолюбливали холодно-прагматичных и космополитичных петербуржцев. Здесь жил идейный вождь поздних славянофилов И. С. Аксаков, издававший газету «Русь», отсюда же на всю Россию раздавался громкий голос «цепного пса самодержавия» М. Н. Каткова и его газеты «Московские ведомости». Аксаков с недоверием относился к чиновничеству и государственной машине вообще, Катков, напротив, был ярым сторонником сильной державной власти, но оба сходились на неприятии «западнических» либеральных ценностей и националистических пристрастиях. Подчеркнутая приверженность всему русскому и противопоставление России всему остальному миру — на этом и решил сыграть Ашинов. В рекомендательном письме Панаев советовал Аксакову обратить внимание на личность посетителя, «представляющего собою тип, подходящий к Ермаку Тимофеевичу»{31}. Но он мог этого и не писать. Ашинов мастерски справился со своей ролью неграмотного простого казака, выходца из самой народной гущи. И. С. Аксаков, увидевший в «атамане» воплощение своих представлений о настоящей «допетровской» Руси, был буквально очарован им. Эмоциональный по натуре человек, Аксаков полностью [20] поверил рассказам Ашинова о «вольных казаках» и принял деятельное участие в дальнейшей судьбе авантюриста. Он вывел «атамана» в московский свет, познакомил со многими влиятельными людьми. Очевидно, Ашинов получил в Москве и какие-то пожертвования на обустройство «казаков» в Причерноморье. Весной 1884 г. Ашинов покинул столицу, но отправился почему-то не на Кавказ, откуда якобы и приехал, а в Полтавскую губернию. Здесь он открыл деятельную агитацию среди местных крестьян. Представляясь им наказным атаманом вновь создаваемого Черноморского казачьего войска, он зазывал их записываться в казаки. Удалось ему обмануть и местную администрацию. Принимая его за важную персону, посланную самим государем императором, местные власти оказывали Ашинову всяческое содействие. Крестьяне-малороссы, измученные малоземельем и высокими выкупными платежами, слушали экзотически для этих мест одетого Ашинова и не верили своему счастью. В самом деле, он обещал им немедленный переход в казачье сословие, а значит, свободу от всяческих податей, бесплатное наделение огромными земельными наделами, безвозмездное предоставление казной каждой семье по 6 голов скота и 200 рублей денег{. Не жалея красок, Ашинов расписывал райские природные условия Черноморского побережья — плодородные земли, сочные пастбища, обильные сады. Особенно льстили селянам постоянные напоминания визитера о славных делах их предков, запорожских казаков, и призыв продолжить эти подвиги под его началом. Желающих стать казаками нашлось более чем достаточно. Предложив им добираться до Сухума самостоятельно, Ашинов отправился на Кавказ, чтобы подготовить там прием переселенцам. Полтавский вояж Ашинова весьма красноречиво показывает, что никаких «вольных казаков», желавших переселиться на родину, в Малой Азии не было. Зачем тогда было ему вербовать переселенцев из крестьян, никогда в жизни не видевших гор и не державших в руках шашку? Но для столичного света Ашинов представлял все так, как будто в Сухумский округ ехали настоящие «казаки». Из Тифлиса он послал И. С. Аксакову письмо, где сообщил об успешном начале переселения. Верный своей манере поражать собеседника героическими подвигами, он и тут не удержался. Оказывается, он со своими «молодцами» добирался до [21] Тифлиса верхом, напрямик через заснеженные перевалы. На одной из круч лошадь «атамана» даже сорвалась в пропасть, ему же лишь чудом удалось спастись. Поддерживая легенду о своей неграмотности, Ашинов приписал в конце письма: «Писал сие письмо и сочинял войсковой писарь вольных казаков Семенкин»{33}. В апреле 1884 г. Ашинов со своими ближайшими помощниками Василием Аретинским и братьями Савелием и Ульяном Бойко, произведенными им в «есаулы», прибыл в Сухум. Предъявив начальнику округа рекомендательное письмо от Дондукова-Корсакова, он сообщил, что им навербовано в Полтавской губернии несколько сот крестьян-переселенцев. Получив предписание, подписанное своим непосредственным начальником, полковник Введенский отвел землю под размещение прибывающих крестьян неподалеку от селения Ольгинского. Вскоре туда стали прибывать полтавские крестьяне. Их действительно было немало, более ста семей. Но большинство из них, осмотрев предназначенные для заселения угодья, остались ими недовольны — пахотной земли в горах было немного. Обещания Ашиновабесплатного скота и денежной помощи оказались обманом. Большинство приехавших вскоре вернулись на родину, потратив на переезд последние деньги. Осталось около 40 семейств, решивших верить Ашинову до конца. Тот же вел себя так, будто и в самом деле имел полномочия на организацию казачьего войска. Местные власти предписали переселенцам выбрать из своей среды сельских должностных лиц — старосту, сотских, как и полагалось любому селу в России. Те послушно собрали сход и выбрали себе начальство, однако Ашинов отменил результаты выборов и созвал новый сход. Он объявил растерянным малороссам, что местные власти их обманывают и не выполняют решение царя об организации казачьего войска. Но им нечего беспокоиться, он берется за дело и все устроит. Не теряя времени, Ашинов предложил назвать поселок станицей Николаевской, в честь наследника престола, а его самого избрать атаманом. Озадаченные крестьяне, не понимавшие, кому же верить, послушно проголосовали за Ашинова и его приближенных{34}. Ашинов был доволен: «августейшее» название станицы должно было обеспечить ему царское расположение. Теперь он получил в свои руки хоть небольшую, но власть. А это означало, что можно продолжать мистифицировать всех и вся. [22] В Москву И. С. Аксакову было отправлено письмо, где события в поселке излагались совсем иначе. «Атаман» сообщал, что 7 июня 1884 г. состоялось торжественное основание первой русской казачьей станицы в Сухумском округе. По его словам, «казаки» с трогательным единодушием и чуть ли не со слезами на глазах выбрали его не только станичным атаманом, но и почетным атаманом всего Черноморского войска: «...поднесли хлеб, соль и белую атаманскую папаху Вашему покорнейшему слуге; выпили за матушку Россию и за белокаменную Москву, и пошел пир горой, стали песни казачьи распевать и плясать с попом на радости»{35}. И в дальнейшем Ашинов продолжал сообщать Аксакову о жизни своей «станицы» в таком же бодро-ликующем ключе. Он писал, что «казаки» принялись за хозяйство, насадили табачные плантации из рассады, привезенной лично им из Турции. В другом послании Ашинов уведомлял своего московского покровителя о начале занятий жителями «станицы» шелководством и даже посылал ему на пробу коробочку выделанных ими коконов «итальянской породы». В его планах стояла постройка завода для выгонки спирта из местных фруктов, устройство в «станице» ярмарки регионального значения. В общем, подчеркивал он, дела у поселенцев шли превосходно, настроение было отменным, а воинственный дух ничуть не уменьшился. «Хорошо бы, если была война с погаными немцами, — делился Ашинов с Аксаковым своими мечтами, — тогда казачки бы поправились, пошли бы у них погуляли, с нами не отказались наши соседи черкесы к ним съездить погулять: и есть за что немчуру бить, и есть что у нее взять». Откровенно льстя московскому публицисту, он уверял, что его имя в «станице» знает и стар и млад, что все казаки его любят и ждут в гости, просил Аксакова выслать свой портрет для станичного правления{36}. Однако в действительности не все обстояло так благополучно. Навязав переселенцам себя в атаманы, Ашинов забрал в свои руки всю власть. «Станичники» ничего не могли предпринять без его разрешения. Мало того, он забрал в свои руки все контакты с местными властями, и все новости и распоряжения последних доходили до «казаков» в удобном для Ашинова виде. Стремясь помочь переселенцам, администрация Сухумского округа выделила им 200 четвертей муки и 1700 рублей на [23] покупку скота заимообразно. За получением денег и продовольствия явился, конечно, сам Ашинов. Представленный им общественный приговор (доверенность) впоследствии оказался сфабрикованным самим «атаманом». Получив деньги, Ашинов скот купил, но брал за него со своих «казаков» в полтора раза больше действительной цены, к тому же требуя половину денег сразу (ссуда на самом деле была долгосрочной). Муку же он раздавал, руководствуясь только принципом преданности — верные клевреты получили львиную долю. Деньги, отпущенные на строительство дороги, Ашинов прикарманил уже без всяких ухищрений. Кроме того, пользуясь «атаманской» властью, он принуждал поселян безвозмездно работать на него, оказывать различные услуги. Адресованные крестьянам письма и переводы Николай Иванович забирал с почты сам, отчего многие так и не дождались своих денег{37}. В результате вместо атмосферы «казачьего братства» в поселке произошел раскол на тех, кто был в милости у Ашинова, и простых тружеников. Начались распри, дело порой доходило до драк. Не заладились у Ашинова и отношения с местной администрацией. «Атаман» требовал для себя особого статуса, ссылаясь на якобы данные ему свыше полномочия, отказывался подчиняться распоряжениям сухумских властей. Пытаясь заручиться поддержкой влиятельных людей, он жаловался И. С. Аксакову на отсутствие помощи, тяжелое материальное положение «казаков». По его словам, закавказская администрация просто не пускала к ним новых «вольных людей», рвущихся из-за границы, тем самым сознательно ставя палки в колеса патриотическому делу. Доведенные до отчаяния «станичники», писал Ашинов, решились передать адрес наследнику престола с описанием всех этих безобразий и с просьбой принять их под свое августейшее покровительство{38}. В декабре 1884 г. в «станицу Николаевскую» прибыл для разбирательства начальник Сухумского округа полковник Введенский. Узнав, что все разговоры о Черноморском казачьем войске были сплошным надувательством, потрясенные переселенцы не стали ничего скрывать. Для расследования злоупотреблений Ашинова на место были направлены помощник начальника Сухумского округа и помощник кутаисского военного губернатора, против незадачливого «атамана» было возбуждено [24] уголовное дело. Однако правосудию не суждено было осуществиться. Не дожидаясь ареста, Николай Ашинов бежал на случайно зашедшем среди зимы в Сухумский порт судне{39}. Авантюра с Черноморским казачьим войском, казалось, бесславно закончилась.
plastun: Любой нормальный человек в такой ситуации признал бы полное крушение своих планов и постарался бы скрыться как можно дальше от грозящей тюрьмы. Но Николай Ашинов был не таков. Он снова отправился в столицы хлопотать о своем детище и в конце 1884 г. прибыл в Москву. Разумеется, «атаман» не стал рассказывать И. С. Аксакову правду. Он предпочел предстать в роли невинно пострадавшего от козней местной администрации, нерадивой и корыстолюбивой. Использовал Ашинов и самую чувствительную струнку в душе вождя московских славянофилов — националистическую, объявив все свои затруднения враждебными происками нерусских элементов. И. С. Аксаков и в этот раз поверил авантюристу. Вскоре в издававшейся им газете «Русь» появилась статья Н. Шаврова «О необходимости заселения Черноморского берега казаками», где слово в слово повторялись все ашиновские рассказы о «вольных казаках» и содержались обвинения кавказской администрации в неодинаковом отношении к переселенцам — неприязни к «казакам» и покровительстве всем нерусским: грекам, эстонцам, армянам и пр.{40} Впрочем, эта статья была выдержана в довольно спокойном и приличном тоне.В Москве Ашинов смог приобрести еще одного весьма полезного покровителя, намного более влиятельного, нежели И. С. Аксаков. Тот был все же далек от правительственных сфер и имел в глазах властей скорее отрицательную репутацию. Издатель же «Московских ведомостей» М. Н. Катков был весьма близок к министру внутренних дел Д. А. Толстому, чрезвычайно высоко ценился самим Александром III. Чувствуя свое влияние и неприкасаемость, Катков мог гораздо свободнее, чем другие журналисты, обсуждать многие запрещенные темы. Нуждаясь в таланте Каткова, ревностного защитника самодержавия, царизм терпел нападки московского публициста на самых высокопоставленных государственных деятелей, даже на иных министров. Сам Александр III как-то заметил: «Катков играет роль какого-то диктатора». Страстный защитник национальных интересов России, как он их понимал, М. Н. Катков проникся глубоким [25] расположением к отважному «вольному казаку». В дальнейшем он еще более, чем И. С. Аксаков, принял участие в судьбе Ашинова. По прямому указанию Каткова 31 марта 1885 г. в «Московских ведомостях» появилась обширная статья С. Соколова «Казацкая вольница», где впервые в прессе слово в слово были воспроизведены ашиновские басни о «вольных казаках». Впрочем, автор и не скрывал своего благоговения перед «атаманом», у которого брал интервью. Чувствуя поддержку, Ашинов пошел еще дальше. Он в несколько десятков раз, до 800 человек, пре-увеличил количество прибывших в Сухумский округ переселенцев, вдохновенно живописал, как «казаки» отправили своих посланцев в Индию и Китай, чтобы научиться там шелководству и выращиванию чая. Общее число «вольных казаков», якобы кочевавших на просторах Турции и Ирана и готовых переселиться в Россию, он довел до двадцати тысяч человек. Впрочем, теперь Ашинов не ограничивался только Малой Азией. Русские «казаки», заявил он ошеломленному корреспонденту, воюют и в Африке — у махдистов в Судане и в Абиссинии «у царя Ивана». «Хороший человек царь Иван, — добавил Ашинов, словно лично знал правителя далекой Эфиопии, — нашей хрещеной веры и нашему царю дружок»{41}. Разумеется, речь зашла и о препятствиях, чинимых «казакам» кавказской администрацией. По словам «атамана», она состояла в основном из немцев, поляков и армян, а этим «аспидам», естественно, не могло нравиться усиление русского элемента в Закавказье. Надо думать, поляков Ашинов упомянул специально для Каткова, который еще со времен Польского восстания 1863 г. был убежден, что слова «поляк» и «изменник» являются синонимами. Вскоре, получив рекомендательные письма от Аксакова и Каткова, Ашинов отправился в северную столицу. Здесь ему удалось очаровать еще одного влиятельного журналиста — издателя крупнейшей в России газеты «Новое время» А. С. Суворина. Тот тоже на страницах своего органа отдавал заметную дань националистическим настроениям. «Новое время» поместило несколько корреспонденций «из Сухума», рассказывавших о казаках-переселенцах. Скорее всего, их автором был сам Ашинов, уж слишком походил их стиль на письма «атамана». Дурача читателей, он сообщал, что «казаки» все продолжают прибывать на гостеприимные берега Черного моря и их количество [26] уже дошло до 800 человек, что одной станицы для них уже мало и весной будет основана новая. Эту станицу, словно в насмешку над сановником, Ашинов окрестил Дондуковско-Корсаковской. Явно стремясь упредить возможные слухи об уголовном деле, возбужденном против него, авантюрист сам обвинил сухумские власти в растрате положенных казакам сумм. Из рассказанного им вырисовывалась картина настоящей измены: из 200 четвертей ржи, якобы посланной А. М. Дондуковым-Корсаковым, до «казаков» не дошло 75, подаренные князем 200 винтовок местные «заправители» подменили на негодные, деньги, отпущенные главноначальствующим на покупку лодок, до сих пор еще не выдали. В то же время, по словам Ашинова, для нерусских переселенцев — «чухонцев, немцев и греков» — провиант и медикаменты отпускались беспрепятственно{42}. Газетная шумиха и рекомендации московских публицистов позволили настырному «казаку» продолжить свои домогательства относительно влиятельных людей. Будучи представленным графу Перовскому, Ашинов заявился как-то к нему в то время, когда у графа завтракал великий князь Владимир Александрович, родной брат императора и главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Поразив августейшего собеседника рассказом о вольных казаках, число которых увеличилось теперь до 250 тысяч человек, а сфера деятельности расширилась до Индии, он сумел привлечь великого князя на свою сторону{43}. Благодаря И. С. Аксакову состоялось его знакомство с бывшим министром внутренних дел и известным дипломатом графом Н. П. Игнатьевым, много лет пробывшим посланником в Константинополе. Игнатьев был известен своими давними славянофильскими симпатиями и склонностью к неумеренному вранью. Говорили, что он даже получил за это в Турции прозвище Лгун-паша. Очевидно, граф разглядел в Ашинове родственную душу и также стал одним из его ревностных сторонников. Главной целью, к которой упорно стремился авантюрист, теперь стала аудиенция у наследника цесаревича — атамана всех казачьих войск империи. По рекомендации И. С. Аксакова он познакомился с видными историками, профессорами С.-Петербургского университета — выдающимся русским славистом В. И. Ламанским и Е. Е. Замысловским, сферой научных интересов которого была Россия XVI — XVII вв.{44} Влюбленность в [27] русскую историю сыграла злую шутку с учеными — они не сумели разгадать ашиновскую мистификацию и тоже оказались покоренными его обаянием. Через них «атаман» и пытался выйти на учителей наследника. Параллельно Ашинов нащупывал и другой подход к молодому цесаревичу. Рекомендательное письмо И. С. Аксакова открыло ему путь в кабинет обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, пользовавшегося исключительным влиянием на Александра III. В марте 1885 г. Победоносцев направил Александру III служебную записку, где рассказывалось о злоключениях «вольных казаков» на Кавказе, значении их расселения там для обороноспособности страны и усиления влияния православия в этом диком краю. Обер-прокурор Святейшего Синода упомянул и о желании «атамана» увидеться с наследником престола и передать ему всеподданнейший адрес, подписанный якобы всеми «вольными казаками» с просьбой о покровительстве и заступничестве. Царь, однако, уже был осведомлен от министра внутренних дел о подлинных событиях вокруг «станицы Николаевской». На записку Победоносцева последовало высочайшее повеление принять все меры к тому, чтобы Ашинова не только не подпускали к цесаревичу Николаю, но и не принимали от него никаких адресов, посланий и просьб{45}. Получив такой резкий отказ, авантюрист, однако, не прекратил своих домогательств. По рекомендации М. Н. Каткова он добился приема у военного министра П. С. Ванновского, где с удивительным упорством снова, как ни в чем не бывало, повел речь об организации Черноморского казачьего войска из «вольных казаков». Поначалу он произвел на министра, по его словам, «впечатление человека весьма предприимчивого и сметливого, который принес бы Правительству несомненную пользу, если бы энергия его могла получить должное приложение»{46}. Впрочем, к проекту Ашинова генерал отнесся скептически. Как заявил он просителю, план противоречил «общему духу и значению казачьих войск в общем военном и государственном строе империи», к тому же для организации настоящего казачьего войска на Черноморском побережье было слишком мало свободных земель. Ванновский предложил Ашинову направить свою энергию на восток и избрать для расселения «вольных казаков» одно из существовавших уже казачьих войск в Сибири или на Дальнем Востоке, действительно нуждавшихся в «заселении их [28] энергическими и предприимчивыми людьми»{47}. Действительно, на кишащей разбойниками-хунхузами малонаселенной границе с Китаем «вольным казакам», привыкшим к дальним путешествиям и боевой жизни, открылось бы самое широкое поле деятельности. При одном условии — если бы эти казаки действительно существовали. Однако Ашинов отказался от такого заманчивого предложения.
plastun: Проводив посетителя, П. С. Ванновский на всякий случай отправил письмо А. М. Дондукову-Корсакову с просьбой сообщить его мнение об «атамане». Ответ не заставил долго ждать. Командующий войсками Кавказского военного округа подробно рассказал министру о всех «художествах» Ашинова на Кавказе. «Нет сомнения, — писал князь, — что это один из самых нахальных аферистов, умеющий втереться куда нужно, отуманить легко поддающихся людей». Обвинения Ашинова кавказской администрации в каком-то особом покровительстве нерусским переселенцам Дондуков-Корсаков отмел как безосновательные, заметив: «Если эсты (эстонцы. — А. Л. ) скорее и лучше устраиваются на новых местах, то, вероятно, потому, что между ними нет Ашиновых»{48}. Получив подобный отзыв, военный министр счел своим долгом предупредить М. Н. Каткова, что его протеже на деле оказался самым обыкновенным авантюристом, и предостерег от дальнейшего покровительства ему{49}. Пухлое письмо с копией мнения Дондукова-Корсакова московский публицист получил, но дружескому предостережению не внял. М. Н. Катков и дальше продолжал всячески поддерживать «вольного казака», чему удивлялись даже некоторые его единомышленники. Ашинов провел в Петербурге еще некоторое время. Все его попытки проникнуть к цесаревичу терпели неудачу, дорога в военное ведомство также была ему теперь заказана. Теряя терпение, «атаман» решил припугнуть своих оппонентов. Он предлагал собеседникам прочитать полуграмотно составленные письма, якобы полученные от «войскового круга вольных казаков» откуда-то из Малой Азии. В этих посланиях неведомые авторы предлагали Ашинову бросить все хлопоты по их переселению на Черноморское побережье, раз они не нужны «Белому Царю». Не видя дальнейшей возможности жить в турецких и персидских владениях, «казаки» заявляли о своем желании уйти в [29] Африку, к «православному» абиссинскому негусу Иоанну II{50}. Еще, заявлял Ашинов, к нему приезжал представитель французского правительства и предлагал «казакам» хорошо оплачиваемую службу в Алжире. «Казаки не наемники», — якобы гордо ответил он французу{51}. Однако все намеки Ашинова на большие потери, которые понесет Россия, если «казаков» переманят другие страны, не достигали цели. Дело организации Черноморского казачьего войска так и не сдвинулось ни на йоту. В конце концов в сентябре 1885 г. Ашинов покинул Петербург и отправился в Москву. [30]
plastun: Глава 3. «Казаки» в Африке Следующая страница жизни Николая Ашинова носит прямо-таки детективный характер. Явившись в Москве к И. С. Аксакову, он огорошил того известием, что «вольными казаками» заинтересовались англичане. С ним будто бы уже виделся их секретный агент и за солидное вознаграждение предлагал изменить России и поступить на службу британской короне. «Атаман», по его словам, не дал пока англичанину никакого ответа, благо деньги и инструкции должны были ему дать только в английском посольстве в Константинополе. Продаваться он, конечно, не собирался, но хотел посоветоваться с Аксаковым, как бы сделать так, чтобы английские деньги послужили на благо России. Взволнованный публицист вспомнил, что у него есть хороший знакомый в Министерстве иностранных дел — генеральный консул России в Каире М. А. Хитрово, с которым когда-то Аксаков учился в С.-Петербургском училище правоведения. Узнав о коварном замысле самых опасных в то время противников России, Хитрово немедленно приехал к Аксакову из Петербурга{52}. На совещании Ашинов предложил самый логичный с точки зрения не скованного нормами морали «вольного казака» выход: деньги взять, но поручение англичан, каким бы оно ни было, не выполнять. Средства, вырученные таким образом, пошли бы на нужды «казаков» и их обустройство на Кавказе. Связь Ашинова с российским посольством в Константинополе взял на себя донской казачий полковник И. А. Дукмасов, один из верных почитателей Аксакова. Чтобы не возбуждать у англичан подозрений, Дукмасов должен был ехать в Константинополь отдельно от Ашинова. До столицы Османской империи Ашинов добирался вместе с английским военным атташе. По приезде в Константинополь они сразу же отправились в британское посольство, где «атамана» принял сам посланник сэр Генри Друммонд Вольф. После недолгой беседы дальнейшее ведение переговоров перешло в руки специального агента, некоего капитана кавалерии. Англичане хотели, чтобы Ашинов со своими «вольными казаками» отправился в недавно присоединенную к России Закаспийскую область и произвел там диверсии на железной дороге, [31] а также занял ряд городов в туркестанских оазисах, прежде всего Мерв. Проникновение России вглубь Средней Азии не на шутку беспокоило Британскую империю, опасавшуюся за свои индийские владения. Совсем недавно, в марте 1885 г., две великие державы находились на волосок от войны: русские войска тогда с боем заняли район Кушки, считавшийся англичанами сферой их колониальных интересов. «Вольные казаки» могли в случае военного конфликта ударить в тыл русским войскам и помочь англичанам. Ашинов согласился с этими мыслями и дал обещание выставить в самое ближайшее время пять тысяч своих «молодцов», за что получил от англичан задаток в 10 тысяч фунтов золотыми монетами. Затем он встретился с прибывшим в Константинополь И. А. Дукмасовым и, переодевшись монахом, чтобы случайно не узнали англичане, отправился вместе с ним в российское посольство. Здесь его уже ждали М. А. Хитрово и предупрежденный им посланник А. И. Нелидов. Ашинов рассказал дипломатам об условиях договора с британцами и представил в качестве доказательства кучу золотых соверенов и записку английского военного атташе с его адресом. Подчеркивая свою преданность России, «атаман» с театральным пафосом заявил слушателям: «Казака не купишь!» Потрясенный посланник обещал немедленно сообщить обо всем в Петербург. Затем Дукмасов отправился домой, а еще через несколько дней сэр Вольф отбыл в Египет, пригласив в Каир и Ашинова «для получения еще золотца». В двадцатых числах октября «вольный казак» отправился туда с неизвестно откуда взявшимися своими друзьями. Так выглядела эта история, рассказанная Ашиновым И. С. Аксакову в письме из Константинополя{53}. В 1889 г. на следствии он рассказывал об этих событиях несколько иначе. Количество «вольных казаков», которых он обещал поставить под ружье англичанам, уменьшилось до двух тысяч, а плата за них, напротив, поднялась до 12 тысяч фунтов. В Египет же Ашинов будто бы направился на следующий день после получения денег в сопровождении пятнадцати «вольных казаков» с оружием и боеприпасами. Целью похода с самого начала являлась не Средняя Азия, а далекая африканская Абиссиния{54}. В. А. Панаев в своих мемуарах сообщил еще одну подробность этой захватывающей шпионской истории: Ашинов, оказывается, выехал из [32] Константинополя в Одессу, чтобы показать англичанам, что начинает выполнять условия контракта, но в море пересел на пароход, следовавший в Александрию{55}. Историки, изучавшие ашиновщину, отнеслись к этому детективному сюжету с полным доверием. Между тем здесь, как и в вопросе о реальности «вольных казаков», нельзя забывать о почти патологической страсти авантюриста к мистификациям. Даже веривший в правдивость «атамана» В. А. Панаев, излагая приведенные выше данные, счел нужным оговориться, что о них он знает только со слов самого Ашинова и И. А. Дукмасова. Настоящих же доказательств сношений «атамана» с британскими эмиссарами практически нет. В самом деле, о переговорах «вольного казака» с англичанами участники событий узнавали только от него. Деньги, якобы полученные от британцев, тот мог добыть где угодно, у кого-то из своих богатых поклонников, например, в России. Записка с фамилией английского военного атташе и адресом его гостиницы могла оказаться простой визитной карточкой и, следовательно, ничего не значить. Даже И. А. Дукмасов мог подтвердить только то, что просто видел у Ашинова много денег. Наконец, нет прямых свидетельств и посещения «атаманом» английского посольства хотя бы однажды. Если вспомнить, чем занимался Ашинов в последнее время перед своим отъездом из Петербурга, станет ясно: авантюрист лихорадочно искал возможность подхлестнуть постепенно угасающий интерес публики к своей персоне и пресловутым «вольным казакам». Фантастическое по своей наивности предложение многоопытных в разведывательной деятельности англичан пришлось как нельзя кстати. Скорее всего, оно, как и переговоры в Константинополе, было лишь плодом фантазии Николая Ашинова. Куда же направился «атаман вольных казаков» из Константинополя? Перед отъездом он имел долгий разговор с М. А. Хитрово, расспрашивал его, как знающего человека, об обстановке вокруг Абиссинии. Сам генеральный консул сообщил об этом в Петербург своему непосредственному начальству, добавив, что всячески отговаривал Ашинова от этой поездки{56}. Наконец, «атаман» прямо писал И. С. Аксакову: «Теперь с Божьей помощью собираемся в Египет, если нужно будет, надо поддержать Махди (предводителя суданских [33] повстанцев. — А. Л. )... а оттуда надо побывать у нашего дружка Царя Абиссинского»{57}. Почему Ашинов направился именно в Абиссинию, а не в какую-нибудь другую страну на любом континенте? Отвечая на этот вопрос, надо иметь в виду, что к этому африканскому государству в России издавна существовало особое отношение. Эфиопия — страна древней христианской религии, сумевшая на протяжении многих веков отстоять себя в окружении враждебных, прежде всего мусульманских, соседей. К концу XIX века она осталась практически единственным в Африке государством, сохранившим независимость. В положении бедного, но гордого народа, героически отстаивавшего свою национальную и духовную независимость, русские националистически настроенные мыслители видели прямые параллели с историей своей страны. Симпатии к далекой стране и ее народу усиливались устойчивым представлением в русском общественном сознании (на самом деле довольно далеким от истины) о чрезвычайной схожести православной и эфиопской монофизитской церквей. Порой публицисты, и даже весьма образованные, прямо называли абиссинцев православными. Так, например, считал довольно известный клерикальный писатель П. Успенский, бывший в 1848–1854 гг. главой Русской духовной миссии в Иерусалиме{58}. Поездка на помощь «братьям по вере» в условиях борьбы Абиссинии с Италией приобретала черты крестового похода против католичества, что всегда было популярно в русских националистических кругах. Отправляясь в эту страну, еще мало знакомую русскому обществу, Ашинов рассчитывал, что в случае успеха его авторитет резко поднимется. Благо проверить, что именно он делал там, было чрезвычайно затруднительно: в Абиссинии еще не было не только русского, но и других иностранных дипломатических представительств. Европейцев, бывавших в далекой стране на Африканском Роге, можно было пересчитать по пальцам. Суданского же предводителя Махди, к тому времени уже умершего, Ашинов упомянул по очень простой причине. Махди возглавлял восстание населения Судана против египетского и английского владычества, а значит, помощь ему в борьбе с британцами должна была встретить благосклонное отношение в русском обществе. То, что махдисты-мусульмане были, в свою очередь, сами злейшими врагами абиссинцев-христиан, не имело для «атамана» никакого значения. [34]
plastun: Абиссиния в середине 1880-х гг. переживала не самые лучшие времена. Страна враждовала практически со всеми соседями — с Египтом из-за северных областей, с махдистами из-за западных районов, наконец, с итальянцами, занявшими прибрежные районы Красного моря (Эритрею). Государство формально оставалось единым, но власть его главы, хотя и носившего пышный титул «Негус Негести» (Царь Царей), в значительной степени зависела от расов — наместников основных областей — Тигре, Амхара и Шоа. Могущественный союзник среди европейских великих держав был жизненно необходим Абиссинии и самому негусу. Гости из далекой России вполне могли рассчитывать здесь на радушный прием. Ашинов и из Африки продолжал мистифицировать своих московских благодетелей. Из Александрии он писал И. С. Аксакову, что несколько его «молодцов» отправились «вниз по Нилу, против наших дружков», то есть англичан в Судане, что он «сделался дружком» с коптским патриархом, в чьем ведении находилась абиссинская церковь{59}. Адресат даже не заметил, что Ашинов перепутал направление путешествия своих «казаков» — Судан находится не ниже, а выше Египта по течению Нила. Следующее письмо Ашинов отправил Аксакову 7 декабря 1885 г. из захваченного Италией порта Массауа на побережье Красного моря. По его словам, экспедиция «вольных казаков» была небольшой: «Мы взяли с собою только есаулов, да немного молодцов на англиканские деньги приехали». Теперь они не отправлялись дальше, ожидая «для пущей важности», пока негус не пришлет за ними почетный конвой. Бахвалясь, «атаман» небрежно упомянул о подарках, которые он везет «царю Ивану», — дорогом оружии, шашках, отделанных драгоценными камнями. Итальянцы якобы устроили Ашинову торжественную встречу, его, как важную персону, принял губернатор Массауа. Заискивали перед «вольными казаками» и французы: к Ашинову будто бы приходил их консул и просил, «чтобы мы шли рука в руку в этой стране против англичан». Нагнетая страсти, «атаман» закончил свое послание выспренним обращением: «Передайте царю, если умрем, то за него, а не за кого другого»{60}.
plastun: В январе 1886 г. в столичной газете «Новое время» появилась сенсационная корреспонденция из Абиссинии, перепечатанная [35] затем многими другими изданиями. В ней с невероятными преувеличениями рассказывалось о торжественной встрече, устроенной там делегации «вольных казаков» во главе с атаманом Николаем Ивановичем. Статья эта настолько показательна для ашиновской эпопеи, что на ней стоит остановиться подробнее. Анонимный автор, оказавшись «случайно» в абиссинском городе Асмаре, был поражен множеством собравшегося здесь войска, вооруженного ружьями, саблями и копьями со щитами. Он подумал было, что находится накануне очередной битвы с махдистами, но вскоре узнал, что это — почетный конвой «вице-царя Рас-Аллулы», готовящегося к встрече «московского брата», приехавшего в Абиссинию по приглашению «царя Ивана». Изложение дальнейших событий предоставим самому неведомому корреспонденту: «Тут же через пять минут показался из-за горы и сам атаман в роскошной белой черкеске, отделанной золотыми галунами, в белой шелковистой пушистой папахе, в оружии, отделанном золотом и драгоценными камнями, в дамасской шашке. Он сидел на белом жеребце арабской породы, которому любой наездник позавидовал бы, подседланном серебряным черкесским седлом. Впереди ехал молодой казак, на вороной лошади, неся русскую хоругвь, с правой стороны другой казак вез образ Спасителя в роскошно отделанной золотом с камнями ризе. Остальные казаки верхом на добрых лошадях окружали своего атамана. У всех на лицах был изображен воинственный восторг и самодовольствие. Все гордо и осанисто сидели, подбоченясь, на лошадях. Сам атаман молодцевато сидел на арабском коне и братски раскланивался с отдающими ему честь абиссинцами». Далее очевидец с упоением расписывал, как за «казаками» двинулся конвой из пяти тысяч человек, как вся эта процессия пришла к дому «Рас-Аллулы», где и произошла трогательная встреча двух военачальников под грохот салюта из пяти тысяч ружей. На видном месте был поставлен привезенный образ Спасителя, рядом с ним — портрет императора Александра III. После встречи началась церемония демонстрации подарков. Чего тут только не было: «образа в золотых ризах с камнями и без риз хорошей живописи, парчевая с серебром и золотом одежда, дорогое оружие, отделанное золотом. Кроме того, масса разных образов и множество картин, чему были рады до восторга вице-царь Рас-Аллула, вся [36] его свита и весь народ». В честь дорогих гостей был устроен пир горой, в ходе которого в Абиссинии в первый раз слышен был «русский народный гимн и казачьи воинственные песни». На следующий день «атаман» подарил привезенный образ Христа Спасителя местной церкви. Торжества на этом не закончились, абиссинцы продолжали чествовать «казаков». Везде, куда бы они ни ехали, их сопровождал почетный конвой из не менее чем четырех тысяч человек. Вскоре, заканчивал корреспонденцию автор, посланцы России выезжают в гости к «царю Иоанну», который их уже с нетерпением ждет{61}. Никаких корреспондентов на африканском континенте, естественно, в ту пору даже у вездесущего «Нового времени» не было. Газетная статья, судя по стилю, несомненно, принадлежала самому «атаману» и была, возможно, написана им еще до отъезда в Абиссинию. Невозможно представить, что с начала декабря (когда Ашинов писал И. С. Аксакову из порта Массауа) он смог проделать неблизкий путь в Асмару, а корреспонденция успела вернуться обратно тем же путем в Петербург всего за месяц. Зная привычку «атамана» к беспардонной лжи, можно было бы считать все его путешествие чистой воды блефом. Но он действительно добрался до Абиссинии. Как свидетельствовал позже русским дипломатам в Каире доктор Паризис, проведший несколько лет при дворе абиссинского негуса, Ашинов был на самом деле принят расом Алулой, наместником провинции Тигре. Он обошелся с «атаманом» приветливо, как с подданным дружественной державы, но никаких особенных почестей ему не оказывал. Ашинов просил у негуса аудиенции, выдавая себя за полномочного представителя российского правительства, но не смог представить ни одного официального документа или рекомендательного письма. Узнав об этом, негус приказал расу Алуле выдворить «атамана» из страны, не пуская его далее города Адуа. Наместник в точности исполнил приказание{62}. Русские газеты «патриотического» направления наперебой принялись восхвалять Ашинова, о котором читатель уже успел позабыть. Если его поездка в Абиссинию имела цель подогреть падавший интерес публики к своей персоне, то это было с успехом сделано. О «вольных казаках» снова заговорили, и намного больше, чем год назад. Под досужим пером газетчиков истории самого Ашинова приобретали еще более преувеличенные [37] размеры. Редакция «Современных известий», сопровождая перепечатку статьи из «Нового времени» передовой статьей, пропела буквально гимн вольному казачеству: «Ермак и Кольцо триста лет тому назад поклонились царю Сибирью, ныне вольные казаки, те же и такие же, кланяются Русскому Царю Абиссиниею... Продолжают они славить русское имя, являть русское мужество и на верховьях Нила, и в пустынях Судана, и в пажитях Месопотамии. И где их нет? Они рассыпаны по Ирану, и в Месопотамии до ста тысяч насчитывает их другой русский пионер, торговец ходебщик из Павлова под Москвой, исходивший с русским товаром весь Балканский полуостров и всю Малую Азию»{63}. Имени этого героического коробейника, однако, автор статьи не указал. Журналисты усердствовали в изобретении все новых и новых подробностей о «вольных казаках», соревнуясь друг с другом. Пальму первенства держало здесь «Новое время». Устами одного из своих главных сотрудников, А. Н. Молчанова, газета сообщала, что в горах Курдистана существуют постоянные «секретные станицы», где проживает до 10 тысяч человек в каждой и даже проводятся ярмарки{64}. Известный путешественник доктор А. В. Елисеев авторитетно свидетельствовал: «Еще в 1882 г., в бытность мою в Египте, я слышал о наших казаках, пробирающихся в Абиссинию и кое-где живущих среди бедуинов Суакимской пустыни. С 1883 г. начинается более постоянное движение вольного казачества на Восток через Анатолию, Палестину и Суэцкий перешеек... В мою последнюю поездку в Северную Африку в 1884 г. я слышал еще о русском Искандере, который будто бы отличается в войсках Махди»{65}. Общее число «казаков», живших только в окрестностях озера Ван в Турции, он, ничтоже сумняшеся, определял в 200 тысяч человек. Как мы уже знаем, Ашинов не добрался до негуса. Однако он продолжал слать из Африки письма с описанием все новых и новых подвигов. Читатели «Нового времени» узнавали о том, что «вольные казаки» уже вовсю помогают абиссинцам, участвуя в стычках с итальянцами. Журналисты ставили в пример русским офицерам неведомого есаула Коршуна, якобы командовавшего штабом абиссинских войск в одном из недавних сражений с итальянцами — он-де «в Академии Генерального штаба не учился, а побеждать умеет»{66}. Наконец, вскоре в печати появилось нечто и [38] совсем новенькое: оказывалось, что «казаки» не просто приезжали к негусу с дружеским визитом, а просили у него землю, чтобы обосноваться в Африке. Абиссинский негус якобы отвел переселенцам из малоазийских гор и болот Месопотамии обширные незаселенные места в своей стране. В одном из таких диких уголков на побережье Индийского океана «казаки» во главе с Ашиновым и основали первое поселение, названное ими в честь древней русской столицы «станица Москва»{67}. Сообщения о «казачьей станице» в Африке были, разумеется, плодом фантазии самого «атамана». Об этом позже поведал доктор С. И. Кантемир, любитель Востока, уже около 10 лет живший к тому времени в Турции и Египте. Именно он был спутником Ашинова в его поездке в Абиссинию. Не в силах более выносить россказни «вольного казака», С. И. Кантемир летом 1888 г. направил письмо одесскому градоначальнику, где заявил, что все сообщаемые Ашиновым сведения о «станице Москве» на самом деле — «вымысел, сочиненный с целью побудить московское купечество доставить ему денежные средства». В качестве интересной детали доктор признался также, что Ашинов, будучи в Константинополе, выдавал себя за наказного атамана Кубанского казачьего войска, будто бы получившего какие-то тайные особые полномочия от самого государя императора{68}.
plastun: Вернувшись из Абиссинии в Египет, Н. Ашинов направил все усилия, чтобы привлечь на свою сторону генерального консула в Каире М. А. Хитрово. Тот сам являлся большим сторонником активизации действий России на африканском и ближневосточном направлении и сближения с Абиссинией. Поэтому его легко удалось убедить в успешности вояжа «атамана». Не лишним в этом оказались и обед, устроенный Ашиновым в честь русского дипломата в одной из самых лучших гостиниц Каира, и подарки — антикварные вещи, по дешевке приобретенные в Абиссинии. Очарованный «вольным казаком», М. А. Хитрово отправил в Министерство иностранных дел донесение, где уверял начальство, что Ашинов везет русскому царю подарки лично от абиссинского негуса, а также имеет сообщить ему какие-то важные конфиденциальные сведения. Какие именно, «атаман» не раскрывал, но намекал, что речь идет о стремлении негуса если не заключить с Россией стратегический союз, то по крайней мере вступить с ней в самые тесные и дружеские отношения{69}. [39] В апреле 1886 г. Ашинов прибыл на пароходе из Константинополя в Одессу. Здесь его ждало печальное известие: горя-чий поклонник «атамана» И. С. Аксаков умер еще 27 января, в самый разгар газетной шумихи вокруг «казаков в Абиссинии». Ашинов лишился в лице Аксакова очень влиятельного покровителя, чьи рекомендации помогали открывать двери в самые высокие кабинеты. А тем временем помощь какого-нибудь именитого заступника была ему теперь просто необходима. Обвинение в растрате казенных сумм, выданных переселенцам в Абхазии, продолжало висеть над авантюристом. Ашинову грозил арест по постановлению прокурора Кутаисского окружного суда, но путешествие в Абиссинию и газетная кампания вокруг него сделали фигуру «атамана» слишком известной. Одесские власти не решились на резкие действия по отношению к человеку, едущему к царю с поручением от главы иностранного государства. К тому же Ашинов не был голословен. В подтверждение своих слов он предъявлял публике экзотическую птицу — живого страуса. Негус, по его словам, отправил в подарок «Белому Царю» целый зверинец во главе с царем зверей — львом, но все животные, кроме страуса, погибли в дороге{70}. Были у «атамана» и другие загадочные дары, запакованные в ящики, о которых он ничего не говорил. Кроме того, вместе с Ашиновым в Россию приехали двое чернокожих подростков — мальчик Аварк и девочка Марья. Последняя являлась, по уверениям «атамана», родной племянницей самого негуса Иоанна II. Одесские чиновники вошли в переписку со столичным Министерством Императорского двора, в разные инстанции и ведомства пошли запросы о благонадежности просителя. В результате арест Ашинова был отложен. Выиграв время, Ашинов обратился еще к одному своему благодетелю — М. Н. Каткову. Тот откликнулся на мольбу «вольного казака» о помощи и направил письма с ходатайством за него военному министру и министру внутренних дел. П. С. Ванновский никак не отреагировал на заступничество московского журналиста, давая понять, что свое отношение к авантюристу он высказал Каткову еще год назад. Однако Д. А. Толстой, будучи давним хорошим знакомым М. Н. Каткова, внял его просьбе. Министр внутренних дел обратился к министру юстиции, предложив закрыть дело, если Ашинов внесет всю сумму, в хищении которой его обвиняли. Такое решение показалось обеим [40] сторонам самым лучшим выходом из сложившейся ситуации. Ашинов внес требуемые 1750 рублей, и дело было закрыто{71}. «Атаман» стал полностью свободным человеком, чистым перед законом. Но ему этого было мало: «вольный казак» добивался приема у царя. Помогая своему подопечному, М. Н. Катков отправил письмо И. А. Зиновьеву, директору Азиатского департамента Министерства иностранных дел. Маститый публицист просил дипломата употребить все свое влияние, чтобы подготовить представление Ашинова императору. Тому удалось добиться, чтобы министр иностранных дел Н. К. Гирс включил вопрос об «атамане» в свой традиционный доклад государю. Однако Александр III никак не отреагировал на слова министра{72}. Причина крылась не только в нежелании царя ввязываться в какие-либо внешнеполитические авантюры. Министр Н. К. Гирс сам не был сторонником действий, которые могли вызвать осложнения в отношениях с великими державами. А Абиссиния давно уже находилась в сфере колониальных интересов и Англии, и Франции, и Италии. Начало секретных переговоров с негусом неминуемо вызвало бы протест этих стран, ревниво не допускавших к дележу африканского пирога новых конкурентов. Ашинову было разрешено лишь отдать привезенные вещи в ведомство Министерства Императорского двора, но он не удостоился не только высочайшего приема, но даже благодарности за подарки. Император не захотел иметь дело с очевидным авантюристом. Но Ашинов не опустил руки — это вообще было не в его характере. Из Одессы он вместе со страусом и прочими подарками отправился в Петербург, чтобы воплотить в жизнь свою новую идею, перед которой бледнел план создания Черноморского казачьего войска. [41]
plastun: ось вам силка!!!!!!! http://militera.lib.ru/bio/lunochkin_av_ashinov/index.html
plastun: http://ru.wikipedia.org/wiki/Абхазские_негры
полная версия страницы